Проповедь иерея Константина Корепанова за Божественной литургией в четверг седмицы 31-й по Пятидесятнице 23 января 2025 года: «Научитесь делать добро…(Ис.1.17)

смотрите на ютуб-канале

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня вы слышали известную историю о том, как некий богатый юноша подошел ко Христу, желая похвалиться и получить всеобщее одобрение, – то есть, одобрение такого уважаемого Учителя, каким был Иисус в глазах у всего народа. А получилось не только не похвала, а посрамление, ибо он ушёл от Христа посрамленным, потому что оказался неспособным следовать за Христом, когда Он призвал его. А интрига достаточно проста. Этот юноша подходит и спрашивает: «Что мне еще недостает, что́ я должен сделать, чтобы действительно быть праведным. чтобы наследовать жизнь вечную?» Христос ему говорит: «Соблюдай заповеди». Тот спрашивает: «Какие?» Христос отвечает: такие и такие – «не убий, не прелюбодействуй, не обижай никого – (как сказано в Евангелии от Марка); чти отца и мать своих, не лжесвидетельствуй, не кради». И юноша говорит: «Я все это исполнил, от юности моей, – что мне еще не хватает?» Тогда Христос предлагает ему раздать имение и следовать за Ним, взяв крест. Удивительное дело, но с юношей-то более-менее все понятно, тем более, что этот отрывок читается в одно из воскресений, так что мы много раз его слышали; и проповедь о том, как трудно богатым спастись, мы тоже слышали, хотя в Евангелии от Марка подчеркивается, что трудно спастись именно надеющимся на богатство. Но не об этом хочется сегодня сказать. Так получилось в нашей жизни, в нашей искаженной, неправильной жизни, что когда мы приходим в храм, ни мы сами этих вопросов не задаем, ни нам никто не отвечает и правильно нам не говорит. Мы приходим в Церковь и начинаем жизнь с того самого, что́ сказал Христос этому юноше. Мы пытаемся от чего-то отречься, и, как нам представляется, взять крест и следовать за Христом. Мы не знаем, что́ это за крест, мы не знаем, куда с ним следовать, – мы вообще ничего о нем не знаем, – мы только знаем, что от чего-то нужно отречься и какой-то подвиг ради Христа совершить. И вот, мы пытаемся всю нашу жизнь, сколько мы в Церкви пребываем, – в 50 лет мы пришли, в 70 или в 20, – мы пытаемся сделать то, чему учат нас святые отцы.. Мы пытаемся от чего-то отречься и понести «крест», который нам таковым крестом представляется. Мы забываем, что жизнь с Богом начинается не с этого. Мы как бы перескочили огромный промежуток бытия и решили начать с того, что́ для некоторых становится некоей переломной точкой. Мы ни одной нормальной человеческой заповеди никогда не исполняли. И более того, что самое страшное, – исполнять не собираемся; мы только хотим совершить какой-то подвиг ради Христа. И у нас получается все наперекосяк, ничего мы не достигаем. Сколько бы лет мы в Церковь ни ходили, мы остаемся бесплодными, у нас ничего не получается и ничего не изменяется, кроме нашего мнения о себе. Был, с нашей точки зрения, дерьмо дерьмом, походил лет 10 в Церковь, – стал вполне уважающим себя человеком.. Ведь я же теперь христианин, я же теперь подвижник, я же теперь постник и воздержник, только на том основании, что иногда я соблюдаю некоторые посты, совершаю некие молитвенные правила; – иногда, конечно, не всегда; – никакой молитвы у меня нету. Но и по молитвослову я читаю те молитвы, которые там есть. Если отними у меня молитвослов, псалтырь или акафистник, я просто умру от молчания, потому что сердце-то мое молчит. Я только читать умею (спасибо советской школе), – больше ничего не умею. Но возомнил я о себе, будто бы я что-то умею, – еще и смеюсь над этим юношей: вот-де какой – испугался! А я-то вот не испугался, я-то вот за Христом иду! Я Ему служу! Я ведь ради Него от чего только не отрекся! На самом деле – ни от чего особенного. Только жизнь ближних моих испоганил, измучил, изуродовал, как бы ради Христа, потому что постоянно говорю: кто любит жену, маму или папу, или сыновей, – или еще работу больше, чем Христа, не достоин Христа. Поэтому хожу себе в храм, грублю всем подряд, обижаю всех подряд, отказываю от помощи всем, но мню себя величайшим подвижником столетия. Это даже не фарисейство, – фарисей хотя бы праведник, а это – вывернутое наизнанку фарисейство, – когда человек грешный мнит себя праведником и судит всех, и относится ко всем так, будто он – праведник, а остальные – грешники.

А всего-то надо было начать вот с этих самых заповедей. Надо было, если ты уверовал, ну хоть на шестом десятке, в Бога-то, если уж не во Христа, – то хотя бы в Бога, – так исполни его заповедь. Научись чтить родителей хоть напоследок; им, может жить-то осталось полтора понедельника, но поухаживай за ними, – посиди рядом с ними, поговори с ними. Спасибо скажи за то, что они тебя в мусорный бак не бросили. Может человечеству-то легче бы было жить, если бы ты вовремя был вышвырнут в бак мусорный, ибо ты всем жизнь испоганил, никого благодарного за то, что ты живёшь-то и нет, кроме твоей мамы, в лучшем случае. Вот и посиди и скажи ей: «Спасибо, мама! Я, конечно, прожил глупую жизнь. Но вот на шестом десятке понял. что это так, и решил свою жизнь изменить. И раз эта мысль пришла мне в голову, скажу тебе: спасибо! если бы не ты, она бы мне точно никогда в голову бы не пришла.» А потом проживи свою жизнь, не обижая никого: день один не обидев никого – ни мужа, ни жены, ни ребенка, ни соседа, ни коллегу, ни начальника, ни человека в троллейбусе, ни кондуктора, ни продавца, ни кошку на улице, ни собаку в подворотне, – никого не обидь. Проживи жизнь, день один не сделав никому плохо, никого не огорчив. Этот юноша сделал это. Его научили этому, нас – не научили. И надо начать учиться тому, чтобы прожить жизнь, никого не обидев. А потом научиться не делать зла или исправлять то зло, которое ты сделал. Вон сколько я натворил: где-то мой сын брошенный, где-то жена брошенная бедствует. Где-то муж, которого я выгнала за пьянку, умирает где-то там в ночлежке. Где-то мои родители, – неизвестно где, где-то друга кинул на деньги, где-то коллегу подвёл на работе, и его уволили. Надо попытаться исправить то, что можно исправить, а что нельзя исправить – оплакать, омыть слезами, сожалея о том, что я так много зла сделал людям. И вот тогда, когда я перестал делать зло, и научился делать хоть какое-то добро, – тогда я могу подойти к Богу и увидеть в Нём Искупителя и Спасителя, и получить прощение и очищение. Если грехи мои были багряны, – стану чистым, и сердце моё очистится, и я в благодати Святого Духа получу силу для совершения Христовой жизни. Я смогу жить по-христиански. Я смогу действительно исполнять заповеди Христовы, нести крест, который мне дан. А у нас то и получается, что мы и молиться не можем, как Христос велел; не осуждать никого не можем, – ни простить не можем. Вся душа наша клокочет, как кипящий котёл. Какое там смирение, какая там кротость, какая там нищета духовная! Нам слова не скажи, – мы сразу вспыхиваем. Да не то, что от слова осуждения, – не козлом нас кто-то назвал или бараном, – нет, просто сказали: ты, брат, не прав. «Это я не прав? На себя посмотри, корова! Я не прав? Разве я могу быть не прав? Я всегда прав! Я всегда, сколько себя помню, прав. Есть только два мнения: мое и неправильное. Это же очевидно!» Вы думаете, я про кого-то конкретно говорю? Мы все такие, – все, про чью жизнь я точно знаю. Все думают, что они правы, никто не может стерпеть ничего. Говорю, – не то, что оскорбление, не то, что унижение. а просто замечание: «Суп соленый слишком сегодня». Всё – человек обиделся: «Я тебе 17 лет готовлю!» «Так я только на 17-й год и сказал, думал, хоть теперь смирилась-то и сможешь понести просто замечание; ведь он правда солёный». Обида на всю жизнь. До развода. Никто не может понести ничего, а Ведь мы же причащаемся Тела и Крови. Тот, Кто любит всех, вместился в наше сердце. А всего-то нужно начать исполнить те заповеди, еще Ветхого Завета, – просто стать человеком. Ибо нас никто этому не научил, нас с детства не учили. Слушаться родителей не учили. Ну, может, говорили, но мы не слушали своих родителей, мы их не уважали, не почитали. Мы в 12 лет обозвали своего отца неприличным словом, и думаем, что нам это с рук сойдёт? Мы в 14 с мамой поспорили, сказали ей грязное слово, и думаем, что жить будем счастливо?. «Злословяще отца и мать свою смертью да умрет». И мы еще даже не исповедали этого греха. Мы еще даже не вырвались из последствий этого греха. Мы как пребывали под проклятием, так и пребываем. Мы не изменили своего отношения к родителям. Да хоть бы на могилку прийти и омыть эту могилку слезами, – не от того, что себя жалко, потому что единственный, кто меня жалел, – это мама. «Мама! Да как же ты жила-то, а? Ты же от меня слова доброго не слышала, Ты же умерла-то в одиночестве, за руку тебя не держал. Где-то там, в приюте. А я все дела свои какие-то делал, мир спасал, проблемы свои решал. Мама, прости!» Вот с этого бы начать! Так нет же, – мы вот берем книгу какого-нибудь святителя, хотя бы Феофана Затворника Вышенского, чья память сегодня, – и читаем о великих мудрых вещах, о созидании себя в молитве, ни слова не понимая; но как приятно сказать: «Я не какой-то ерундой занимаюсь, я Феофана Затворника читаю. Вот, две тетради законспектировал. А ты что-нибудь читал?» «Нет». – Ну, очевидно, что я умнее тебя

Оператор: Рахиль Сакаева Текстовая запись: Елена Плотникова