В Таганроге, в архиерейских покоях висела икона 40 мучеников, в Севастийском озере мучившихся. Я, будучи еще молодым иеродиаконом и келейником владыки Арсения, часто проходил мимо этой иконы, но не оказывал должного почитания этим 40 страдальцам и даже немного сомневался в их существовании: то ли были они, то ли их не было…
И вот, зимой 1943 года, в Умани я сидел в гестаповской тюрьме, где окна были без рам, а на улице стоял страшный мороз. Я был почти раздет – на мне только подрясник. И тогда, в этом каменном мешке, я просил смерти: «Господи, дай мне умереть!» Невозможно было, не было сил терпеть эту стужу. Тогда-то я вспомнил о 40 мучениках Севастийских и стал им молиться, просить прощения за то, что не оказывал им должного почитания, не понимал их мученического подвига. Молился горячо, усердно – и вскоре от души отступило отчаяние, по телу разлилось тепло, и я согрелся. И после того, как холод и отчаяние отступили, открылась дверь камеры и мне принесли передачу – Святые Дары, хлеб и теплую одежду.К городу подступали советские войска, и немцы стали расстреливать заключенных. И вот, я взял в ладони Святые Дары и всю ночь перед ними молился. Верующие Умани собрали золото и подкупили помощника начальника тюрьмы. Он дал слово, что оставит меня в живых, и действительно, тогда как пленных немцы – одних угнали с собой, других расстреляли, – я же остался жив.
Когда пришли советские войска, владыка Иосиф был опять посажен – на этот раз советской властью. Уж больно подозрительным показалось то, что он выжил в гестаповской тюрьме. Но это уже совсем другая история.
Свет радости в мире печали: Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф / Сост. В. Королева. М.: Паломникъ, 2004.
