5 июля 2018 года исполнился год со дня кончины Ирины Ратушинской — литератора
Я никогда не была знакома с Ириной Ратушинской. Сегодня исполнился год со дня ее кончины.
О ее кончине, не зная ее, прочитала в июле 2017 года. Случайно. В интернете.
Потом стала читать ее стихи, искать передачи с ее участием. И вдруг я ощутила, что мое внутреннее понимание и близость к этому человеку не случайна. Вот так бывает: ушел человек, а ты его открываешь для себя.
Со мной уже было такое. В августе 2003 года, когда умер митрополит Антоний Сурожский. Знала о нем, читала, но не ощущала родства и необъяснимого притяжения к этому человеку.
Теперь не проходит и дня, чтобы не почитала его проповеди, поучения, слова.
Ирина Ратушинская и митрополит Антоний Сурожский – два наших современника. Митрополит Антоний был духовным отцом Ирины и ее мужа. Об этом можно много прочитать в интернете: о их первой встрече, о его благословении уезжать в Россию из Англии – вынужденной эмиграции.
Как же переплетаются души людей! Невидимо, непостижимо и тайно!
Об Ирине Ратушинской, не зная ее лично, не могу говорить, потому что получится переписывание чужих слов и копирование чужих эмоций.
Лучше всего – это ее стихи. В них вся она – глубоко верующая душа, умеющая любить своих врагов, молиться за них, чистая как ребенок, ощущающая мир Божий чутко и честно.
Из стихов Ирины Ратушинской
Под соборными сводами вечными,
Босиком по пыльным дорогам,
С обнажённо дрожащими свечками
Люди ищут доброго Бога.
Чтобы Он пожалел и понял
Сквозь убийства, бред и обманы,
Чтобы Он положил ладони
На висок, как на злую рану,
Чтоб увидел кричащие лица,
Темень душ и глаза без света,
Чтоб простил дурака и блудницу,
И священника, и поэта.
Чтобы спас беглеца от погони,
Чтобы дал голодающим хлеба…
Может, Бог — это крест на ладони?
Может, Бог — это темное небо?
Как к Нему отыскать дорогу?
Чем надежду и боль измерить?
Люди ищут доброго Бога.
Дай им Бог найти и поверить.
Одесса
***
«Письмо в 21 год» (посвящено Николаю Гумилеву). За это стихотворение и еще 4 стиха, она была арестована, судима и отправлена в лагерь в Мордовию (7 лет строгого режима).
Письмо в 21-й год
Николаю Гумилёву
Оставь по эту сторону земли
Посмертный суд и приговор неправый.
Тебя стократ корнями оплели
Жестокой родины забывчивые травы.
Из той земли, которой больше нет,
Которая с одной собой боролась,
Из омута российских смут и бед —
Я различаю твой спокойный голос.
Мне время — полночь — чётко бьёт в висок.
Да, конквистадор! Да, упрямый зодчий!
В твоей России больше нету строк —
Но есть язык свинцовых многоточий.
Тебе ль не знать?
Так научи меня
В отчаяньи последней баррикады,
Когда уже хрипят:
— Огня, огня! —
Понять, простить — но не принять пощады!
И пусть обрядно кружится трава —
Она привыкла, ей труда немного.
Но, может, мне тогда придут слова,
С которыми я стану перед Богом.
** *
Написано в заключении
Помню брошенный храм под Москвою:
Двери настежь, и купол разбит.
И, дитя заслоняя рукою,
Богородица тихо скорбит —
Что у мальчика ножки босые,
А опять впереди холода,
Что так страшно по снегу России —
Навсегда — неизвестно куда —
Отпускать темноглазое чадо,
Чтоб и в этом народе — распять…
— Не бросайте каменья, на надо!
Неужели опять и опять —
За любовь, за спасенье и чудо,
За открытый бестрепетный взгляд —
Здесь найдется российский Иуда,
Повторится российский Пилат?
А у нас, у вошедших, ни крика,
Ни дыхания — горло свело:
По ее материнскому лику
Процарапаны битым стеклом
Матерщины корявые буквы!
И младенец глядит, как в расстрел:
— Ожидайте, я скоро приду к вам!
В вашем северном декабре.
Обожжет мне лицо, но кровавый
Русский путь я пройду до конца,
Но спрошу вас — из силы и славы:
Что вы сделали с домом отца?
И стоим перед ним изваянно,
По подобию сотворены,
И стучит нам в виски, окаянным,
Ощущение общей вины.
Сколько нам — на крестах и на плахах —
Сквозь пожар материнских тревог —
Очищать от позора и праха
В нас поруганный образ его?
Сколько нам отмывать эту землю
От насилья и ото лжи?
Внемлешь, Господи? Если внемлешь,
Дай нам силы, чтоб ей служить.
ЖХ 38513-4 Малая зона
***
Господи, как он там? Присмотри за ним…» (о своем муже)
Господи, как он там? Присмотри за ним,
Чтоб с ума не сошёл в пустом закутке квартиры.
Устыди его боль, от отчаянья охрани —
Чтобы с ясным лицом — за двоих —Он встал перед миром.
Подымаю чашу — да будет воля Твоя!
Видишь: руки спокойны, легко беру и не трушу
Но на черно-белой эмульсии бытия —Укрепи его душу!
Мне светлей, чем ему, и дорога моя проста:
Отшлифована сколькими! Вызубрен каждый камень!
Мне не трудно на ней — гляди! Лишь его не оставь
В сумасшедших углах, размеченных пауками!
Только руку не отними от его плеча,
Только не лиши опоры — Твоей твердыни,
И ошейник он скуёт на нашу печаль
Из бессмертного сплава верности и гордыни.
А когда мы вместе встанем пред Тобой,
Ни о чём не прося —что больше, когда мы рядом? —
Ни клинком не разнять,,ни архангельскою трубой! —
Мы ответим Тебе, не опуская взгляда.
1982 тюрьма КГБ, Киев
***
Верьте мне, так бывало часто:
В одиночке, в зимней ночи —
Вдруг охватит теплом и счастьем,
И струна любви прозвучит.
И тогда я бессонно знаю,
Прислонясь к ледяной стене:
Вот сейчас меня вспоминают,
Просят Господа обо мне…
***
Письмо домой (написано в эмиграции)
Есть на свете края, что вбирают глаза,
Есть такие до грусти красивые страны!
И вечерние горы — на все голоса,
И открытые всем скоростям автострады.
Сладок яблочный запах иных языков,
И доверчивы реки, где пляшут форели.
Далеко-далеко
От родных и врагов
По нерусским домам нас друзья отогрели.
К нам чужбина добра, да не в ней нам лежать:
Нам другую судьбу пригвоздили к ладони.
И дорожную обувь
Шнуруем опять,
Хоть и знаем, что больше не будет погони.
Только как позабыть свою землю в беде,
Раз по-русски крестили, когда провожали?
Мы когда-нибудь скажем
На Страшном Суде,
Что исполнили всё, в чём клялись на вокзале.
Мы с другого плацдарма — всё в том же бою,
Мы тут губы кровяним о ту же свободу!
Пусть не мы отмеряем дорогу свою —
Дай нам Боже успеть —
От заката к восходу.
1987, Милан
МОЛИТВА
Все умеют плакать,
А радоваться — одна.
Богородице-дево, радуйся, не оставь!
Круче всех морей твоя судьба солона —
Так помилуй нас: научи улыбке уста.
Научи нас радости,
Непутёвых чад,
Как учила Сына ходить по твоей земле.
Мы теперь на ней себе устроили ад;
Научи не сбиться с пути в обозлённой мгле!
Погасила твои лампады моя страна…
Видишь, как нам души судорогой свело!
Всё страшней — суды,
а заботишься ты одна —
Из поруганных риз —
Чтобы нам, дуракам, светло.
Ты одна умеешь — кого же ещё просить —
Отворять врата любовью, а не ключом.
Разожми нам сердца,
Чтобы смели её вместить,
Как умела разжать младенческий кулачок.
Мы, как дети в лесу,
Заблудились во времени грубом,
И, как храбрые дети,
Поверили слову «всегда».
Что нам пряничных домиков
Кремово-белые трубы,
Если с грозных высот
Вифлеемская льется звезда:
Так доверчиво,
Будто ни зверя, ни змея,
Так счастливо,
Как будто не страшно ничуть,
Так предерзостно,
Будто вдохнем — и посмеем
Хоть упрямством, хоть радостью
Сердце туда доплеснуть.
Из кургузых одежек,
Что нам покупали на вырост,
Из ревнивых кустов,
Что держали роднее забот,
Из подножек корней,
Сквозь попреки, и жалость, и сырость,
Не считая порезов —
Осмелиться в бег и в полет.
Только помня,
Что кто остается — тому тяжелее,
Только зная,
Что кто обернется — накличет беду.
Невесомым лучом
Ни пройти, ни прожить не умея —
Мы, оборвыши мира,
Бредем.
И растем на ходу.
***
Сколько ангелов у Анны
На конце иглы?
А она их не считает,
Вышьет — сразу выпускает.
Небеса белы
Над пресветлым садом Анны,
Вышитым крестом.
Там, среди растений странных —
Настежь красный дом.
Заходите, пойте песни,
Люди и коты.
Здесь, как в сердце — все на месте…
Анна, где же ты?
Только теплое дыханье
Там — за тканью, там — за гранью,
Там — над зимней мглой.
Это с бережным вниманьем
Анна чинит мирозданье
Тонкою иглой.
Это стихотворение написано за 19 дней до смерти
Ангелы, ангелы, спойте вместе со мной!
Столько радости на лугу цветёт,
Столько радости в облаках плывёт,
А в кустах там смотрит ёжик, такой смешной.
Ангелы, ангелы, потанцуйте со мной!
Я хоть маленькая, а в хоровод могу.
Вместе весело, в хоровод же нельзя одной.
А нельзя — плохое слово тут, на лугу.
Ангелы, ангелы, возьмите меня летать!
Ну, пожалуйста, не говорите «нет».
Ой, как здорово… Ясно, и всё видать!
Выше, выше — где башни, и этот свет!
Со святыми упокой, Христе, душу рабы Твоея, приснопоминаемой Ирины, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная.
а
