Проповедь иерея Константина Корепанова на Божественной литургии в четверг 33-й седмицы по Пятидесятнице: два способа стоять перед Богом.

Проповедь иерея Константина Корепанова на Божественной литургии в Свято-Троицком соборе Екатеринбурга.

Во имя Отца и Сына, и Святого Духа!

Много и много раз Христос в Евангелии говорит, обличая слушающих Его иудеев, что главный грех приходящих к Нему людей — это лицемерие. Человек всегда старается вести себя нечестно, — не то, чтобы он делал это сознательно, — просто таково действие греха в человеке, — он лицемерит, об этом не зная. А когда знает, лицемерить начинает сознательно: притворяется, напуская на себя благочестивый вид, притворяется, когда судит других, вместо того, чтобы судить себя, и всегда и во всём любой пришедший к Богу человек ведёт себя нечестно; он всегда лукавит перед Богом, всегда изворачивается перед Богом, чтобы обозначить грех другого человека и получить оправдание себе. Даже исповеди наши превратились попросту в жалобы на свою жизнь. Человек может жаловаться на мужа, на жену, на соседей — на что угодно. Для него исповедь начинается с того, что надо оправдать самого себя какими-то ужасными, трудными, особенно невыносимыми действиями других людей. И в этом проявляется наше лицемерие, и оно есть в каждом, — как мы видим сегодня и в словах и поведении фарисеев, которых обличает Христос. Но сказать я хочу не об этом. Об этом говорено много раз, и каждый человек всё равно отрицает эти слова, пытаясь доказать и себе, и людям, и Богу, что он — хороший, и очень обижается, когда люди с этим не согласны. Я хочу сказать о другом: как можно выйти из этого состояния, выйти на свет, потому что, если мы не выйдем на свет из этой полутьмы, полутени, из этого пограничного состояния, как в Апокалипсисе говорит Христос: «Хорошо бы было, если бы ты был холоден или горяч — можно было бы тебе помочь; хуже, когда ты — ни то, ни сё; плохо не тогда, когда ты злой, — но и знаешь, что ты злой; хуже тогда, когда ты злой, а думаешь, что ты добрый, и всячески свою злобу оправдываешь». Так вот, чтобы выйти из этого состояния, надо научиться стоять перед Богом — лицом к лицу, и тогда это стояние перед Богом приводит к тому, что человек, обличаемый светом, исходящим от Христа, постепенно им проникается, и его твёрдое, «медное» лицо начинает смягчаться, голова опускается, плечи сжимаются, человек опускается на колени, — не видимым только образом, — а по существу, — говоря Богу всем своим сердцем: «Я во всём виноват. Я сам довёл свою жизнь до такого состояния, я сам сделал её такой, какая она есть. Несмотря на все Твои усилия помочь мне, вытащить меня, сделать меня человеком, я всегда сопротивлялся Тебе, я всегда сопротивлялся своему сердцу, я всегда действовал так, чтобы хорошо было мне, мечтал о том, чтобы хорошо было мне, и всегда думал только о себе и никогда не слушал Твоих заповедей и повелений, никогда не исполнял то, что Ты велишь». Это — страшное состояние, потому что в этом состоянии человеку кажется, что надежды никакой нет, — потому что он же сам виноват, он сам всё сделал плохо, он — грешник, испортивший жизнь людей и свою собственную жизнь. Какая уж тут надежда! На самом же деле, только с этого момента, с этого переживания и начинается восхождение человека к Богу, начинается изменение его жизни, потому что он не то, чтобы смирился (до этого ещё далеко), но он, по крайней мере, исповедал собственный грех и благость своего Владыки, как тот разбойник на кресте: «Достойное по делам моим приемлю, — Сей же что сотвори? Ни за что Он страдает». Таково это наше состояние опустившегося на колени человека, человека, который знает, что он сам во всём виноват, — и малейшая скорбь, которую он получил, и малейшая боль, проникшая в его тело и в его душу, — это всего лишь следствие его собственных дел, и никогда не были ни действием врага, ни действием злобы других людей. Бог покрывал и защищал его, помогал и укреплял его, а он никогда не делал ничего из того, что Он велел. Но чтобы опуститься на колени, чтобы принять свою жизнь, как плод своих собственных дел, смириться хоть в какой-нибудь степени перед Богом и сказать: «Я сам в этом виноват!» — для этого именно нужно выбрать способ стояния перед Богом; их не так-то много, — может быть, всего два. Первый способ — это когда человек начинает молиться, и молится он, конечно, о чём в голову взбредёт первые разы. Но, рано или поздно, он начинает молиться о том, чтобы Господь ему помог, чтобы Господь его исцелил, чтобы Господь его просветил, чтобы Господь оказал на него хоть какое-то действие Своей благодати. И он начинает молиться сильно, начинает призывать Бога всем сердцем, потому что чувствует, понимает, что Бог его не слышит, — как будто небеса заключились. И в этот страшный момент человек исповедует две вещи: либо он говорит: «Я так и знал, что это не работает, что я Тебе не нужен, что я для Тебя — никто. Конечно, Ты мне никогда не ответишь, Ты отвечаешь только святым». И человек тогда перестанет молиться, и всегда, до последнего своего часа, останется неисправленным, неисцелённым, во тьме погибели, в плену греха и неверия. Может ещё, что человек, наконец, ударяя в это «медное» небо, чувствуя, что дверь для него заключилась, а молитва его как бы отражается от «медных» небес, — человек обращается и обрушивает эту молитву на себя: «Почему так? Ведь Он благ и человеколюбив, и если Он не принимает моей молитвы, то, значит, в этом виноват я. Что же я сделал, Господи? Почему Ты меня не слышишь? Почему не принимаешь моих молитв? Видишь, — я уже целый час Тебе молюсь!» И тогда, не сразу, Бог открывает человеку часть правды, и человек понимает, видит, осознаёт, какое он невыносимое, невообразимое чудовище, что он погрузился в своё «я», в свой мир гордыни, что он — совершенно невозможный, невыносимый человек. И он сворачивается, как младенец, перед лицом Христа, и даже плакать нет сил, потому что разве можно простить, помиловать и спасти такое чудовище? И с этого момента, с этой точки у человека начинается покаяние, начинается подлинная, настоящая молитва к Богу, — когда он понимает, что и молиться-то он не должен — как говорится в молитве Василия Великого, «недостоин есмь небеси и земли, и сея привременныя жизни, всего себя повинув греху и страстем поработав, и Твой осквернив образ». Человек понимает, что сам во всём виноват, — и дышать не должен, и жить не должен, и мужа иметь не должна, и жены иметь не должен; он не должен ходить в церковь, не должен получать милости, не должен жить, не должен быть любим; что он — самое страшное исчадие ада, живущее на этой земле. И, мало-помалу, скрепя сердце, он начинает призывать милость Божию: «Сжалься! Пожалей! Ничего я не достоин, — но дай мне надежду, хоть что-нибудь!» Человек не знает, что сам факт его лежания перед Богом во всём безобразии его собственных струпьев есть дивное действие любви Божьей; не знает и того, что показана ему лишь маленькая частичка его самого — на самом деле, он гораздо хуже. На самом деле, если бы Бог открыл ему полностью, какой он есть, — он бы просто умер в то же самое мгновение, — он бы не вынес встречи с самим собой. Но нас всех ждёт эта встреча в день Страшного Суда. Мы думаем, что нам будет даровано утешение, мы думаем, что нас примут с распростёртыми объятиями, потому что мы держим всегда в кармане список произнесённых молитв: сколько мы молились, сколько постились, сколько мы ходили в храм, сколько мы подали милостыни. А Он спросит всего лишь одно: «Я тебе велел любить этого человека, — до креста, до смерти, — как Я люблю всех вас. Сделал ли ты это? Любил ли ты этого человека? Умер ли за него, — или искал своего покоя, своей тишины, своего уюта, чтобы тебе было хорошо жить, молиться и читать творения святых отцов? Смог ты это сделать? Не смог? Тогда отойди от Меня! Ты — просто гордый, самовлюблённый человек!» Понятно, всё это слова, — но человек-то увидит это ясно, в отражении собственного сердца, в Свете Христовом; он увидит, что это — правда, он увидит, что он просто самовлюблённый, подлый, эгоистичный человек, не умеющий, не желающий терпеть и выносить даже самых маленьких неприятностей этой жизни, по любому поводу всегда воспламеняющийся, осуждающий, нетерпеливый человек. Аминь.